клок соломы.
Рассвет не приходил долго… Задрожала наконец зарница, помутнели звезды.
Скоро и обыск. Не успел или не пробрался вовсе Жиган.
— Димка, — шопотом проговорил Незнакомец, — скоро будут искать. В той стороне, где обвалились ворота, есть небольшое отверстие возле земли. Ты маленький и пролезешь… Ползи туда.
— А ты?
Затрубила быстро-быстро труба, и от лошадиного топота задрожали стекла.
— А я тут… Под кирпичами, ты знаешь где, я спрятал сумку, печать и записку про тебя… Отдай красным, когда бы ни пришли. Ну, уползай скорей. — И Незнакомец крепко, как большому, пожал ему руку и оттолкнул тихонько от себя.
А у Димки слезы подступили к горлу. И было ему страшно, и было ему жалко оставлять одного Незнакомца. И, закусив губу, глотая слезы, он пополз, спотыкаясь о разбросанные остатки кирпичей.
Тара-та-тах! — прорезало вдруг воздух. — Тара-та-тах! Бабах!.. Тиу-у, тиу-у… — взвизгнуло над сараями.
И крики, и топот, и зазвеневшее эхо от разряженных обойм «льюисов» — все это так внезапно врезалось, разбило предрассветную тишину и вместе с ней и долгое ожидание, что не запомнил и сам Димка, как очутился он опять возле Незнакомца. И, не будучи более в силах сдерживаться, заплакал громко-громко.
— Чего ты, глупый? — радостно спросил тот.
— Да ведь это же они… — отвечал Димка, улыбаясь, но не переставая плакать.
И еще не смолкли выстрелы за деревней, еще кричали где-то, как затопали лошади около сараев. И знакомый задорный голос завопил:
— Сюда! Зде-есь! Куда вы, черти?
Отлетели снопы в сторону. Ворвался свет в щель. И кто-то спросил тревожно и торопливо:
— Вы здесь, товарищ Сергеев?
И народу кругом сколько появилось вокруг откуда-то — и командир, и комиссар, и красноармейцы, и фельдшер с сумкой. И все гоготали и кричали что-то совсем несуразное.
— Димка! — захлебываясь от гордости, торопился рассказать Жиган. — Я успел… назад на коне летел… И сейчас с зелеными тоже схватился… в самую гущу… Как рубанул одного по башке, так тот и свалился!..
— Ты врешь, Жиган. Обязательно врешь… У тебя и сабли-то нету, — ответил Димка и смеялся сквозь невысохшие еще слезы.
Весь день было весело.
Димка вертелся повсюду. И все ребятишки дивились на него здорово и целыми ватагами ходили смотреть, где прятался беглец, так что к вечеру, как после стада коров, намята и утоптана была солома возле логова.
Должно быть, большим начальником был недавний пленник, потому что слушались его и командиры и красноармейцы.
Написал он Димке всякие бумаги, и на каждую бумагу печать поставили, чтобы не было никакой задержки ни ему, ни матери, ни Топу до самого города Петрограда.
А Жиган среди бойцов чортом ходил и песни такие заворачивал, что только — ну! И хохотали над ним красноармейцы и тоже дивились на его глотку.
— Жиган! А ты теперь куда?
Остановился на минуту Жиган, как будто легкая тень пробежала по его маленькому лицу; потом головой тряхнул отчаянно:
— Я, брат, фьи-ить! Даешь по станциям, по эшелонам. Я сейчас новую песню у них перенял:
Ночь прошла в полевом лазарети;
День весенний и яркий настал.
И при солнечном, теплом рассве-ти
Маладой командир умирал…
Хоро-ошая! песня! Я спел — гляжу: у старой Горпины слезы катятся. «Чего ты, говорю, бабка?» — «Та умирал же!» — «Э, бабка, дак ведь это в песне». — «А когда б только в песне, — говорит. — А сколько ж и взаправду». Вот в эшелонах только, — добавил он, запнувшись немного, — некоторые из товарищей не доверяют. «Катись, — говорят, — колбасой. Может, ты шантрапа или шарлыган. Украдешь чего-либо». Вот кабы и мне бумагу!
— А давайте напишем ему в самом деле, — предложил кто-то.
— Напишем, напишем!
И написали ему, что «есть он, Жиган, — не шантрапа и не шарлыган, а элемент, на факте доказавший свою революционность», а потому «оказывать ему, Жигану, содействие в пении советских песен по всем станциям, поездам и эшелонам».
И много ребят подписалось под той бумагой — целые пол-листа да еще на обратной. Даже рябой Пантюшкин, тот, который еще только на прошлой неделе писать научился, вычертил всю фамилию до буквы.
А потом понесли к комиссару, чтобы дал печать. Прочитал комиссар.
— Нельзя, — говорит, — на такую бумагу полковую.
— Как же нельзя? Что, от ней убудет, что ли?
— Приложите, пожалуйста. Что же, даром, что ли, старался малый?
Улыбнулся комиссар.
— Этот самый с Сергеевым?
— Он, язви его шельма.
— Ну уж в виде исключения… — И тиснул по бумаге.
Сразу же на ней РСФСР, серп и молот — документ.
И такой это вечер был, что давно не запомнили поселяне. Уж чего там говорить, что звезды, как начищенные кирпичом, блестели! Или как ветер густым настоем отцветающей гречихи пропитал все. А на улицах что делалось! Высыпали как есть все за ворота. Смеялись красноармейцы задорно, визжали дивчата звонко. А лекпом Придорожный, усевшись на митинговых бревнах перед обступившей его кучкой, наигрывал на двухрядке.
Вот отряд взметнулся на последнюю горку возле никольского оврага…
Ночь спускалась тихо-тихо; зажглись огоньками разбросанные домики. Ушли старики, ребятишки. Но долго еще по залитым лунным светом уличкам смеялась молодежь. И долго еще наигрывала искусно лекпомова гармоника и спорили с ней переливчатыми посвистами соловьи из соседней прохладной рощи.
А на другой день уезжал Незнакомец. Жиган и Димка провожали его до поскотины. Возле покосившейся загородки он остановился. Остановился за ним и весь отряд. И перед всеми солдатами Незнакомец крепко пожал руки ребятишкам.
— Может быть, когда-нибудь я тебя увижу в Петрограде, — проговорил он, обращаясь к Димке. — А тебя… — И он запнулся немного.
— Может, где-нибудь, — неуверенно ответил Жиган.
Ветер чуть-чуть шевелил волосы на его лохматой головенке. Худенькие руки крепко держались за перекладины, а большие, глубокие глаза уставились вдаль, перед собой.
По дороге чуть заметной точкой виднелся еще отряд. Вот он взметнулся на последнюю горку возле никольского оврага… скрылся. Улеглось облачко пыли, поднятое копытами над гребнем холма. Проглянуло сквозь него поле под гречихой, и на нем — больше никого.
Государственное издательство детской литературы Москва, Б. Черкасский пер., д. № 7.
А. ГАЙДАР
Четвертый блиндаж
Рис. П. Алякринского
Изд. 3-е. 1935 Стр. 36. Ц. 50 к.
Л. ПАНТЕЛЕЕВ
Пакет
Рис. Н. Тырсы
Изд. 3-е. 1935 Стр. 92. Ц. 70 к.
А. ФАДЕЕВ
Метелица
Рис. Дехтерева
Изд. З-е. 1935 Стр. 32. Ц. 60 к.
Печатается З-е издание
К. ЧУКОВСКИЙ
Солнечная
Рис. Т. Мавриной
Изд.
